Я выхожу из самолета в Нью-Йоркском аэропорту, и кто-то, улыбаясь, называет меня мистером. Через несколько дней я привык к тому, что меня называют мистером. Однажды я шел пешком из отеля в театр. Меня обогнал бегущий человек. Загорелый, крепкий, в шортах. Он закричал мне: «Мистер!» Я узнал в нем актера, который играет Степана. До театра бега было еще полчаса. Этот Степан и на репетицию приходил в шортах и в яркой майке с какой-то вызывающей надписью. В выходные дни он виртуозно играл в бейсбол на зеленом поле возле театра, По национальности он итальянец, и я думал, что он никогда не сможет сыграть Степана. Но он очень хотел его сыграть, и сыграл неплохо.

Дуняшку играла француженка. Анучкина — немец, Жевакина — кореец, Яичницу — шотландец. Вот какая была у нас компания. Очень живописная, похожая на ту, какая бывает в чаплиновских фильмах. Жевакин приходил на репетиции, держа за пазухой кошку, а на поводке он вел собачку. Жил он, как и я, в отеле и животных своих не хотел оставлять одних. Мы тут же пристроили его собачку играть на сцене. Жевакин дарил невесте не трубку, а свою собачку. Это было единственное его богатство, а когда он во втором акте с позором уходил, то звал собачку с собой и она бежала за ним по лестнице, идущей резко вверх через весь зал...

На репетициях я иногда старался отсесть куда-нибудь в сторону от режиссерского столика, чтобы посмотреть на происходящее, как смотрит чужой. И когда я мог побороть волнение перед предстоящей премьерой, то, что я видел, мне начинало нравиться.