Смешно сказать, но актер должен быть чувствующим человеком.
Режиссер, даже очень хороший, чаще всего намечает лишь общее направление. Он говорит: «Вот это А, а потом будет Б». Дальше — начинается область актерского чувства.
Впрочем, один так и остается в пределах рисунка. Другие же как бы ощущают пространство между заданными точками — и заполняют его.
На одного актера, может быть, именно поэтому, интересно смотреть, а на другого — нет.
Актер должен уметь чувствовать... В одной пьесе женщина приходила в детский дом, чтобы взять на воспитание ребенка. Характер у этой женщины вздорный, вроде того, который на эстраде придумала себе Миронова. Эта женщина из пьесы не могла иметь своих детей, и хотя сама она и была вздорная, но подоплека сцены оставалась драматической, и когда с передачей ребенка в детском доме происходила задержка, следовало обнажить не только смешную, но и горькую сторону происходящего. Наша артистка А. Дмитриева умеет понимать такие вещи, и потому сцена эта не теряла драматичности, хотя и оставалась смешной. Но другие актеры из-за этого самого «неумения чувствовать» остаются часто поверхностными.
Кто-то из хороших актеров полушутя говорил, что если в роли есть слово «мама», то он уже может играть эту роль.
Но сколько артистов не замечают ни слова «мама», ни слова «смерть», ни слова «любовь», ни слова Они не умеют чувствовать, их организм как бы спит, они выполняют только то, что им скажут.
Или что подскажет им их здравый рассудок. Между тем опять-таки это смешно говорить, но кроме рассудка надо иметь еще и сердце.
Что же касается рассудка, то он должен быть таким, который способен понимать, почем фунт лиха.
Поверхностное толкование роли всегда связано с какой-то душевной сытостью, с душевной нерастревоженностью.
Иногда актеры знают обо всем понемногу, но ничего не знают толком.
Ни одну из проблем они в жизни не пережили глубоко. Их психика находится на уровне обыкновенности, ординарности. Но тогда почему они актеры? Непонятно.
Перечитав недавно «Мастера и Маргариту», я понял, сколько Булгаков должен был передумать, чтобы написать такую книгу. Но вот, допустим, нужно найти исполнителя на Мастера, или на Воланда, или на Маргариту. Найти эту нервность, и эту боль, и эту способность чувствовать несправедливость.
О, сколько непосильного труда придется вложить, если актриса не будет понимать, допустим, что такое критик Латунский...
Но что значит понимать? Это значит чувствовать, говорил не кто иной, как Станиславский.
А это в свою очередь возможно тогда лишь, когда те или иные вопросы в той или иной степени уже наболели. Когда творческая природа еще до самой репетиционной работы была растревожена.
Нельзя, как я уже говорил, за один репетиционный период стать ни Тригориным, ни Треплевым, ибо даже Ригорин, над которым мы привыкли почему-то чуть-чуть дшучивать, является человеком с куда более разрабоанньщ сознанием и психкой, чем иной актер.


Впрочем, очень многое зависит и от того внимание которое актеру уделяется. От атмосферы, которая или делает актера раскованным или не делает.
Раскрыть самого себя актеру чаще всего бывает так трудно! И все же... И все же...